Примирение сторон похоронило дефекты уголовного дела


Процессуальный тупик
 
28 мая. День пограничника на окраине Тюмени отмечали как обычно. Мужики, в зелёных фуражках и без, поздравляли и угощались на улицах. К вечеру винная энергия запросилась наружу.
Кучка парней пьяно и вразнобой толковала «каждый о своём». Будущий покойник сидел на корточках спиной к торцу крупноблочного дома. Пустячного недовольства хватило, чтобы стоящий напротив собеседник пнул левой ногой в лицо. Бетонная стена устояла под ударом откинувшейся затылком назад головы, а Алексей повалился на бок (см.). Компания равнодушно сместилась к подъезду. Мол, на границе и не такое бывало. Вода из пластиковой бутылки, вылитая на лицо сердобольными женщинами, привела его в чувство. А за тем и к скамейке, вокруг которой расположились бывшие погранцы (см.).
Нокаутированный изготовился справлять малую нужду рядом с приятелями. Это возмутило другого собутыльника. Он послал его на ... и  к трансформаторной будке. А для  ускорения толкнул правой рукой в спину. Алексей громыхнул лбом о каменную стену подстанции и рухнул на асфальт затылком. Его подтащили поближе к народу, чтобы отсиживался на виду (см., см.).
Когда решили продолжить празднование в доме, то завели Алексея в свою квартиру и уложили, в чём был. Ночью и под утро навестили: спит. На исходе третьих суток, родственник, навещавший его вечерами, вызвал скорую помощь (см.). Та транспортировала на носилках в больницу (см.). Срочная трепанация черепа с удалением гематомы, сдавливавшей мозг. В реанимации он выдюжил ещё 8 суток (см.). Благодаря или вопреки стараниям врачей.
В день смерти 09.06.2011 следователь вынес постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы трупа (см.). Врач судебно-медицинский эксперт, вскрывший больничный труп, об указанных нюансах не знал. Обнаружил в черепе гематому, то ли не удалённую полностью нейрохирургами, то ли накопившуюся после операции из-за продолжавшегося кровотечения. Все повреждения головы оценил как тяжкий вред здоровью и приведшие к смерти. После вскрытия 10.06.2011 следователь возбудил уголовное дело (см.) за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего (УК РФ, ст. 111, ч. 4). Двум обидчикам 12 и 14.06.2011  избрал меру пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении (см.).
Так за считанные дни были созданы процессуальные и медицинские проблемы, которые не удалось разрешить ни за полгода предварительного следствия, ни в суде.

Чёрная процессуальная дыра
 
«Назначение и производство судебной экспертизы обязательно, если необходимо установить … причины смерти … характер и степень вреда, причиненного здоровью» (УПК РФ, ст. 196, ч. 1, пункты 1 и 2). В данном случае судебная экспертиза трупа назначена до возбуждения уголовного дела. Это создало неотвратимую угрозу, что само постановление следователя и труды экспертов будут признаны недопустимыми доказательствами. А сделали судебные медики немало.
√ Заключение эксперта № 1332 от 10.06(начато в 8:00) – 04.07.2011, в котором изучена история болезни № 11141 за 31.05(21:20) – 08.06(20:40).2011, исследован труп,  из него взят материал для судебно-биохимического и судебно-гистологического (микроскопического) исследований, зарисованы повреждения черепа и головного мозга (см.).
√ Заключение эксперта № 162 от 14.06.2011 (судебно-биохимическая экспертиза, приложение к заключению № 1332) - см.
√ Заключение эксперта № 1752 от 16-23.06.2011 (судебно-гистологическая экспертиза, приложение к заключению № 1332) - см.
Заведующий моргом, отправляя следователю  всё это богатство, назвал в сопроводительном письме, вопреки бюрократическим канонам, актом судебно-медицинского исследования, а не заключением (см.).
Уже другой следователь стала искать выход из созданного коллегой процессуального тупика. Но сделала это беспомощно. 09.08.2011 вынесла постановление   о назначении судебно–медицинской экспертизы (см.). В нём признала, что «судебно-медицинская экспертиза трупа … проведена до возбуждения уголовного дела и не имеет доказательственного значения, возникла необходимость в повторном проведении судебно-медицинской экспертизы» (вот и гадай, была первичная экспертиза или нет – примечание автора). Назначила экспертизу трупа, но его не предоставила. Объектами экспертизы назвала акт судебно-медицинского исследования (не существующий в природе – примечание автора) и протоколы допросов подозреваемых. Дала эксперту невыполнимые поручения типа «отобрать образцы крови и лоскуты кожи с мест повреждений», «все повреждения зафиксировать на фотоснимках» (у трупа, покоящегося в могиле, – примечание автора).
15.08.2011 врач, вскрывавший труп, не обращая внимание на сумбурную терминологию постановления, «провёл судебно-медицинскую экспертизу трупа по медицинским документам», то есть изучил своё собственное заключение № 1332,  и создал двойник № 1332 «А» (см.).
Сгоряча следователь 26.09.2011 назначила судебно-биологическую экспертизу (см.).  Заключение эксперта (экспертиза вещественных доказательств) № 988 от 30.09-10.10.2011 гласило, что есть кровь на одежде погибшего, ему, возможно, и принадлежащая (см.). Смысл назначения экспертизы остался загадкой, тем более, что образцы крови у подозреваемых не изымались. Образцы трупной крови взяты ещё при вскрытии и переданы врачом самостоятельно для хранения в судебно-биологическое отделение, то есть не могут считаться полученными законным способом.
Знала ли следователь о позиции Верховного Суда РФ в таких ситуациях?
Цитирую: «выводы указанного заключения … основывались на результатах заключения эксперта …, которое … признано недопустимым доказательством», «В данном заключении эксперта … использовались сведения, содержащиеся в заключении эксперта …, признанном недопустимым доказательством» (Кассационное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ № 74-О09-19СП от 09.07.2009).
Все выполненные по делу экспертизы страдали указанными недостатками. И следователь сделала последнюю попытку вырваться из этой засасывающей воронки процессуального смерча. Назначила комиссионную экспертизу по материалам дела (см.). Эксперты выложились, как могли.
Заключение комиссионной судебно-медицинской экспертизы по материалам дела № 194 от 13.10-16.11.2011 (см.) включало в себя:
√ изучение документов
1. История болезни № 1141
2. Заключение эксперта № 1332
3. Заключение эксперта № 162
4. Заключение эксперта № 1752
5. Заключение эксперта № 1332 «А»
6. Протоколы 4-х следственных действий (в постановлении как объекты экспертизы не указаны – примечание автора)
√ самостоятельные исследования
7. вскрытие по инициативе экспертов эксгумированного трупа (через 4 месяца после захоронения) с изъятием черепа
8. исследование черепа (способ обработки не указан, фото не приложены – примечание автора)
Из указанных объектов экспертизы Верховный бы Суд РФ признал бы только три - 1, 7 и 8.
В обвинительном заключении следователь сочла по-иному: не включила в него как недопустимое доказательство только Заключение эксперта № 1332 (см.). А выводы комиссии экспертов базировались на исследовании всех объектов!

Кого назначить обвиняемым?
 
Итак, два эпизода соударений головы и тупых предметов, разделённых по месту, времени и подозреваемым. Уголовный кодекс РФ не позволял квалифицировать обидчиков как группу (ст. 111, ч. 3, п. «а»). Эксперт пришёл к выводу, что черепно-мозговая травма возникла «не менее чем от четырёх воздействий тупыми предметами и (или) ударов о таковые». Жму руку, коллега! Более взвешенного вывода из этой ситуации выжать было нельзя! Если не считать количество воздействий, навеянное следственными протоколами. Следовательно, заключение эксперта № 1332 «А» не позволяло разделить ответственность между подозреваемыми за причинение тяжких телесных повреждений (см.).
Следователь в целях разъяснения заключения № 1332 "А" допросила эксперта, предоставив ему протоколы следственных действий, им ранее не исследовавшиеся (типичная ошибка, когда вместо дополнительной экспертизы проводят допрос - примечание автора), и задала наводящий вопрос "Какие повреждения могли возникнуть от каждого из воздействий?" (в нарушение ч. 2 ст. 198 УПК РФ - примечание автора). Эксперт разделил тяжкие повреждения между двумя эпизодами, но подтвердил, что смерть наступила от совокупности повреждений. Уголовный кодекс не мог предложить подозреваемым подходящей статьи.
4 месяца следствие работало на "корзину" (см.). Труп есть, а «убийцы» нет. Так в следственном комитете не бывает. Следователь обратилась за помощью к коллективному разуму судебно-медицинских старейшин. Разум подвинулся … навстречу и, вскрыв эксгумированный гнилой труп и исследовав вываренный череп, родил уникальные выводы в вероятной форме (т. 1, л.д. 168, Заключение № 194, вывод 6):
«Образование повреждений …в результате действий Комар … является маловероятным» (абзац 2).
«Образование повреждений …в результате действий Шелковникова … является вполне возможным» (абзац 1).
Следовательно, комиссия экспертов не утверждает категорично, какие повреждения образовались в результате действий именно Комар и именно Шелковникова.
Но следствию этого оказалось достаточно, чтобы борца с мочевой безнравственностью (второй эпизод) «назначить» обвиняемым (см., см.). И переквалифицировать второй эпизод  с его участием на причинение смерти по неосторожности, допускающей в качестве минимума наказания исправительные работы  (УК РФ, ст. 109, ч. 1).
А в первом эпизоде, по мнению следователя, Алексею причинены кровоизлияния в мягкие ткани левой височной области, кровоподтёки на верхней губе слева и вокруг левого глаза, ссадины и кровоподтёки на грудной клетке слева (см.). Это сколько же повреждений? Даже на груди! И всё это  - однократным пинком по голове! Русский язык, логика и закон беспомощны перед такими перлами. Комиссия экспертов даже не касалась этих повреждений, "распределяя" их между подозреваемыми! Первый эпизод выделен из уголовного дела и переквалифицирован как нанесение побоев (УК РФ, ст. 116, ч. 1).

Суд
 
С таким уголовным делом подсудимый, находясь на подписке и без перспективы стать осужденным, мог наблюдать гримасы следственно-судебной корпоративности годами. До потери пульса у районного судьи, которому дело будут возвращать верхние инстанции для нового рассмотрения, или собственного. Но всё разрешилось просто, как и на предварительном следствии (см.).
Защитник активно педалировала на недопустимость доказательств, вызов специалиста Семячкова А.К. и предоставление протокола судебного заседания за каждый день. Редкое заседание начиналось без письменного ходатайства. Если оно не приобщалось судьёй к делу, то настырный адвокат подавала его через канцелярию. Это раздражало судью вплоть до вынесения замечаний (см.).
26.01.2012, когда дошла очередь до меня, как специалиста, приглашённого обвиняемой стороной, то я:
√ полностью поддержал врача, вскрывавшего труп, – «разделить» повреждения между двумя эпизодами невозможно. Даже государственные эксперты не смогли это сделать!
√ в наступлении смерти «виноваты» не только повреждения головы, но и отсутствие в течение трёх суток медицинской помощи, дефекты её оказания.
Судья, как утопающий ухватилась за соломинку: «Первый эпизод является маловероятным, а второй – вполне возможным» (в протоколе судебного заседания не отражено – примечание автора). Вероятности, оказывается, могут не только "обвинять", но их можно и сравнивать!
Всё было как обычно, если не считать, что судья применила процессуальную новинку (Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной экспертизе по уголовным делам» № 28 от 21.12.2010, п. 21): «Показания специалиста, приглашенного сторонами, даются им по правилам, предусмотренным для допроса лица в качестве свидетеля». Меня предупредили как свидетеля, а именовали непоследовательно: свидетель, специалист, свидетель-специалист (см.). Моё Заключение специалиста было приобщено к делу (см.).
13.02.2012 по инициативе прокурора был допрошен  государственный эксперт, который постарался отвечать в рамках комиссионной экспертизы № 194, в которой он участвовал в качестве эксперта-организатора (см.).
Следующее заседание 24.02.2012 оказалось последним и началось с заявления потерпевшего (брат умершего) о прекращении уголовного дела в связи с примирением с подсудимым (см.). Оно было немедленно удовлетворено (см.). Амбиции подсудимого не простирались дальше "лишь бы не сидеть", а потерпевшего - "хоть что-то получить" (см.).
Так примирение благополучно похоронило процессуальные и медицинские проблемы уголовного судопроизводства (см.).