Милицейский «уазик» привёз меня, не совсем проснувшегося, в больницу. Удостоверение личности у женщины отсутствовало, и запись в журнале была сделана со слов фельдшера скорой помощи: «Валя, около 30 лет, приехала из Тюмени». Не оказалось в приёмном отделении и прокурорского постановления о назначении судебно-медицинской экспертизы. Я всегда старался работать по закону. Поэтому сразу же дозвонился до дежурного милиции и потребовал привести всё в соответствие. Тот, сославшись на необычность ситуации, клятвенно пообещал утром предоставить всё необходимое и упросил меня послужить отечеству с временным отступлением от уголовно-процессуального кодекса. Предвидя, что моя принципиальность может растянуть удовольствие на всю оставшуюся ночь, я переоделся и шагнул в смотровую комнату. В нос ударила удушливая смесь запахов - алкоголя, пота и спермы. На синей медицинской кушетке безмятежно дрыхла после напряжённого сексуального марафона полуголая, гладкая, молодая, пьяная вдрызг женщина. Нашатырный спирт не помог. Издав несколько нечленораздельных звуков, она вновь впала то ли в беспокойный сон, то ли в недавние плотские переживания. Пришлось, минуя жалобы и анамнез, приступить сразу к объективному исследованию. Помог мне дораздеть бесчувственный объект экспертизы и перенести его на гинекологическое кресло дежурный по больнице терапевт, здоровяк и весельчак Станислав. После этого он остался около меня и с интересом наблюдал за работой судебного медика. Осмотр я закончил взятием содержимого из влагалища на марлевый тампон. Мой добровольный помощник, несмотря на свою балагурскую простоту, ещё не забыл студенческий курс судебной медицины и поинтересовался: «Как же судебно-биологическая экспертиза установит, кто из мужиков влил сперму в эту чернильницу?». Ответить я не успел. Валя внезапно откликнулась на мои манипуляции в области половых органов благодарным мочеиспусканием. Омовения избежал, отпрыгнув к ростомеру. Стас отреагировал на чрезвычайную ситуацию молниеносно и матом: «Мария, утку, так твою мать!». Санитарка в это время готовилась выполнить после неприятной больной текущую дезинфекцию. Не растерявшись, подхватила с пола тазик. Получилась картинка – не для трезвого ума. Раскинувшаяся на гинекологическом кресле спящая красавица. Тугая струя, бьющая из известного места, описав дугу, звонко опадает прямо в центре посудины, которую старательно держит на уровне промежности санитарка. Два оторопевших доктора в белых халатах почтительно застыли по бокам в почётном карауле.

…Когда опорожнение закончилось, дежурный персонал озадачился, как избавиться от пьяной секструженицы. Посоветовал вызвать милицию и вернуть им это сокровище. Возвращаясь на санитарной машине домой, вспоминал юридическую формулировку изнасилования - «половое сношение с применением физического насилия, угроз или с использованием беспомощного состояния потерпевшей». В данном случае подходило только последнее. Не исключено, что потерпевшая и сама хотела «любви», но алкогольная прострация не позволяла ей выразить свою ослабевшую волю. Остервеневшие от водки, сексуальной голодухи и трудового однообразия буровики сами догадались о страстном желании напившейся с ними ночной бабочки. И понесут за свою смышлённость страшное наказание[2]. Да, dura lex, sed lex[3].

…Утром на работе, не обнаружив постановления о назначении уже выполненной мной экспертизы, дозвонился до милицейской дежурки. Но выразить гневное «фе!» не довелось. Ночной дежурант, якобы, уже сменился, а новый прикинулся несведущим. Необязательность и умение безрезультатно крутиться на одном месте всегда выделяли милицию среди других слоёв населения. Осерчав, набираю телефон прокурора. Тот не в курсе. Но обещает оперативно разобраться. Не прошло и часа, как он восторженно прокричал мне в трубку, что распорядился всю работу по групповому изнасилованию прекратить, жрицу любви – упрятать в кутузку за бродяжничество[4]. Вот так разобрался! Ошеломлённый его нестандартным решением и, не осознав всех его последствий, я потерянно попытался спросить, что мне делать с оформлением ночной экспертизы и марлевым тампоном, но запикали короткие гудки...

Поразмыслив, высоко оценил прокурорскую мудрость. Пересадить в тюрьму полобщаги – это было по закону. Но бригада покорителей севера явно перевешивала одну беспутную бродяжку. И непреклонный прежде Кузьмич (да будет земля ему пухом!) поступил по понятиям.

 

PS. Знаю в истории России только один умилительный пример столь трогательной заботы о мужском благополучии. Двадцативосьмилетняя француженка Полина Гебль последовала в Сибирь за своим женихом-декабристом Иваном Анненковым. Сочувствуя каторжникам, наняла здоровую девку, подкупила водовоза, который доставлял воду в острог, и часовых. Под вечер девку посадили в пустую бочку, часовой открыл ворота острога и, выпущенная на двор, она была проведена в арестантские комнаты. Изголодавшиеся по женскому телу декабристы, до тридцати человек, натешились и едва не уморили волонтёрку. Тем же порядком утром её вывезли из острога. После этого ещё несколько раз удалось повторить эту проделку. Не подумайте, что будущая мать была безнравственной женщиной: после замужества она родила от любимого мужчины 18 раз и прожила с ним счастливую жизнь. Романтическая история двух влюблённых воссоздана в фильме В. Мотыля «Звезда пленительного счастья», разумеется, без этого эпизода, известного из единственного источника – неопубликованной статьи М.М. Попова «Конец и последствия бунта 14 декабря 1826 г.», хранящейся в рукописном отделе библиотеки Академии наук и частично опубликованной как приложение к мемуарным «Запискам» Анненковой Полины. Поэтому неразборчивые люди приписывают изложение этого эпизода автору мемуаров.

 

---