Как доказать истинность вывода «Установить не представляется возможным» или сформулировать другой?
Вывод «Установить не представляется возможным» (УНПВ) чрезвычайно популярен у экспертов любого профиля и следователей по следующим причинам:
1. категоричность вывода позволяет прекратить экспертные исследования (в морге «толпятся» в очереди ещё не вскрытые трупы);
2. считается, что обосновывать такой вывод не обязательно, мол, «на нет и суда нет»;
3. вывод устраивает следователя тем, что можно вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела (письменный стол завален более серьёзными делами);
4. чтобы доказать, что вывод сделан правильно или может быть иным, необходимо назначение и производство дополнительной (повторной, комиссионной, комплексной) экспертизы, то есть продолжение работы с неопределённым исходом.
Указанный вывод имеет множество масок-близнецов. Например, формулировка «исключить не представляется возможным», так уважаемая следователями и прокурорами. Под градом язвительных вопросов защитников любой честный эксперт признается, что он не может ни исключить, ни подтвердить. То есть сущность этой формулировки совпадает с «не представляется возможным». Не обманывайтесь тем, что «близнецы» содержат термин «возможный». Он характеризует вероятность возможностей эксперта, а не вероятность доказываемого события. Сравните с другими вариантами этого вывода, в которых отсутствует термин «возможный»: «признаки конкретной причины смерти отсутствуют (не обнаружены), «установить причину смерти нельзя», «установить причину смерти не могу», «как установить причину смерти, не знаю» и т.д.
Каким непростым бывает путь к установлению экспертной истины, продемонстрирую своей судебно-медицинской практикой.
В 1981-2008 годах имел возможность, как заместитель по экспертной работе начальника Тюменского областного бюро судебно-медицинской экспертизы, выбирать на судебно-медицинском конвейере в личное производство сложные, редкие, непонятные, штучные экспертизы.
В начале 80-х годов выполнял экспертизу по материалам уголовного дела, которая привлекла моё внимание тем, что при простой фабуле и «свежем» трупе не была установлена причина смерти. «Срочник» внутренних войск МВД (с 2016 года – нацгвардия) в г. Салехарде неожиданно застрадал животом, доставлен в окружную больницу и быстро скончался. Лечащие врачи разобраться со смертельным диагнозом не успели, стандартно написали при госпитализации, что «кожные покровы чистые», и понаставили лечебных инъекций. Судебно-медицинские эксперты нашего приполярного отделения, самого крупного и удалённого от областного центра на 2 тыс. км, вскрыли труп, исследовали под микроскопом ткани и органы умершего, судебно-химически - кровь и мочу на алкоголь. При отсутствии (необнаружении) летальной патологии предпочли безобидный вывод в категорической форме: «Причина смерти не установлена».
Военная прокуратура вышла на меня, предоставив для изучения стандартный набор объектов: история болезни и акт судебно-медицинского исследования трупа. Я был не умнее своих подчинённых, поэтому обнаружить в этих документах что-либо новое не смог. Самым лёгким выходом из положения было повторить вывод коллег, но в более «надёжном» варианте: «по представленным документам установить причину смерти не представляется возможным». К такой формулировке не придерёшься.
Вечная и не разрешённая до сих пор дилемма. Где заканчиваются обязанности эксперта по установлению истины? Я в таких случаях стремлюсь расширить перечень экспертируемых объектов и в качестве первого этапа ходатайствовал о предоставлении всех медицинских/судебно-медицинских документов и описанных в них объектов:
1. амбулаторная карта из поликлиники по месту жительства;
2. истории болезни, если лечился в стационаре;
3. рентгеновские снимки;
4. электрокардиограммы;
5. медицинские документы из военкомата, призвавшего во внутренние войска;
6. медицинская карта из воинской части;
7. карта вызова скорой медицинской помощи;
8. акт судебно-гистологического исследования тканей и органов;
9. кусочки тканей и органов умершего, сохранившиеся в архиве судебно-гистологического отделения в нескольких видах (соответственно этапам обработки):
а) фиксированный («сырой» материал),
б) пропитанные парафином и (или) целлоидином блоки,
в) срезы на предметном стекле (гисто- или микропрепараты);
10. акт судебно-химического исследования крови и мочи;
11. кровь и моча, если не утилизированы за давностью хранения;
12. объяснения/протоколы допросов всех лиц, общавшихся с заболевшим, о состоянии его здоровья от начала заболевания до наступления смерти (сослуживцы, медицинские работники и пр.).
Через 30 лет мою практику поддержал Федеральный закон № 73-ФЗ от 31.05.2001 О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации: «Ст. 8. Эксперт проводит исследования … всесторонне и в полном объеме» (возвращайтесь от ссылки к основному тексту нажатием ← в верхне-левом углу экрана). Я трактую это указание не только как всестороннее и полное исследование представленных объектов, но и тех объектов, которых нет в деле, они не предоставлялись, их необходимо запросить и исследовать. Только эксперт знает, какие возможности не использованы для установления истины!
Следователь к моей инициативе отнёсся без энтузиазма. Его устраивала неустановленная причина смерти. Для таких упрямцев у меня был наготове шаблонный тупик, заключавшийся в следующем. В заключении (акте) я тщательно отражал, что моё письменное ходатайство не было удовлетворено или осталось в течение месяца без ответа, в выводе писал, что «установить не представляется возможным из-за непредоставления объектов, указанных в ходатайстве № … от …». Следователь, получив такую дулю, возвращался ко мне с постановлением о назначении дополнительной экспертизы. В нашем случае следователь, подгоняемый начальством, предоставил дополнительно всё возможное.
Исследование новых объектов не дало признаков, позволяющих установить причину смерти. Остался крайний вариант: эксгумация трупа и повторное исследование тела с моим участием. Никаких иллюзий я не питал: прошло уже около года нашей бесплодной возни по делу, гниение с каждым днём уменьшало судебно-медицинские шансы на достижение цели. Но профессиональная педантичность не позволяла мне уклониться от процедуры, столь нелюбимой следствием. В порядке подготовки к этому мероприятию выяснена посмертная судьба умершего. В те годы все трупы, в том числе и гражданские, бесплатно (для родственников) вывозились с Севера на «большую» землю. Малой родиной военнослужащего оказался Ростов-на-Дону. Я попросил следователя опросить всех, кто причастен к транспортировке и захоронению, и после этого предоставить мне уголовное дело полностью – от «корки» до «корки».
Получив двухтомник прокуренных бумаг, я прочитал все. Известные мне документы - по «диагонали», новые – более тщательно. Каждый последующий лист дела оставлял всё меньше шансов. Разочарованный, обречённо дочитываю второй том, который завершало несколько рапортов, по числу участников воинской траурной команды, сопровождавшей гроб с умершим в Ростов-на-Дону. Только один из рукописных листочков подавал надежду: «из самолёта труп перевезли в морг для вскрытия».
Утомлённый мной следователь получил от военного прокурора Тюменского гарнизона приказ на командировку и указание «лично проверить информацию, относящуюся к повторному вскрытию, произвести выемку (изъятие) соответствующих документов, допросить всех лиц, имевших к этому какое-либо отношение, в том числе передопросить родственников». Войдя в исследовательский раж, я не стеснялся «давить» на следователя или обращаться к его начальству.
Через месяц получил 3-й том материалов проверки, расставивший все точки над «i». Оказывается, родственники за свои деньги уговорили на повторное вскрытие морговских экспертов, которые догадались взять трупный материал на полноценное лабораторное исследование. Судебные химики обнаружили наркотическое вещество в смертельной концентрации. Оснащённость лаборатории газовым хроматографом и обнаружение наркотиков по тем временам были редкостью. В других бюро, ещё только добивавшихся дорогостоящего оборудования, исследование было допотопным и громоздким, с малой качественной достоверностью и количественной чувствительностью. Это сейчас лабораторное исследование на наркотики поставлено на конвейерный поток во всех региональных бюро судебно-медицинской экспертизы и наркологических диспансерах.
Необходимость в эксгумации и третьем исследовании трупа отпала. Стало ясно, почему родственники умолчали в первом объяснении, которое брал ростовский следователь в порядке выполнения отдельного поручения тюменской военной прокуратуры, о повторном вскрытии и расширенном судебно-химическом исследовании. В те годы наркотической причины смерти ещё стеснялись. Возможно, сын «засветился» ещё в доармейской жизни и это было семейной тайной.
Начинающие наркоманы, к которым относился и солдатик, погибают от смертельной передозировки по неопытности, бывает, что и с первого закола. Отличить по внешнему виду инъекционную ранку, возникшую от наркотического укола, от «врачебных» пункций невозможно. А наркотиками могли снабдить сослуживцы, призванные из среднеазиатских республик, или зэки из колонии, которую охраняла воинская часть.
Так, будучи государственным (иных тогда и не было) судебно-медицинским экспертом, я получил первый урок, как победить «не представляется возможным». Если бы я не исследовал все материалы «от корки до корки», то не узнал бы о втором вскрытии и обнаружении наркотиков, позволившем установить конкретную причину смерти. Таким образом, причина смерти установлена лишь после того, как были достигнуты всесторонность и полнота исследования.
Повезло и в том отношении, что салехардские санитары не забальзамировали труп распространённым до сих пор примитивным способом. В полости черепа, груди и живота укладывают тряпки, пропитанные консервирующей жидкостью (чаще, формалин). Такая процедура лишила бы ростовских судебных химиков возможности обнаружить наркотики.
В 2008 году стал независимым судебным медикам и продолжаю требовать, но уже от юристов/адвокатов полной копии материалов дела. Жаль, что мои возможности по расширению информационной экспертной базы резко сузились. Но и в полученных материалах:
√ прослеживается неполнота изучения госэкспертами представленных объектов;
√ имеются сведения о документах и вещественных доказательствах, имеющихся в деле, но не исследованных госэкспертами;
√ имеются сведения о документах и вещественных доказательствах, отсутствующих в деле, но исследование которых могло бы приблизить к экспертной истине;
√ отсутствуют ходатайства о предоставлении таких объектов эксперту с целью исследования.
В итоге вывод «не представляется возможным» в различных его вариантах не является редкостью.
Для восполнения недостаточности материалов дела используется три варианта.
1. Недостающие материалы доступны лицу и его юристу/адвокату, без участия следователя/суда. Если, по мнению независимого судебного медика, материалы «работают» на юриста/адвоката, заявляется ходатайство о приобщении их к делу.
2. Самостоятельное расширение информационной экспертной базы невозможно. Юрист/адвокат заявляет ходатайства следователю/суду о востребовании недостающих материалов, если, по мнению специалиста по судебно-медицинской экспертизе, они помогут в усилении правовой позиции. Госэксперты исследуют медицинские документы в копии, не всегда полной и надлежащим образом заверенной, не указывают на это в своём заключении. Поэтому в подходящих случаях, я предлагаю опираться на следующие нормативно-правовые акты.
«Объектом судебно-медицинской экспертизы является живое лицо, либо труп (его части), а также материалы дела и медицинские документы, предоставленные в распоряжение эксперта в установленном порядке.
Медицинские документы должны быть подлинными и содержать исчерпывающие данные о характере повреждений и их клиническом течении, а также иные сведения, необходимые для проведения судебно-медицинской экспертизы.
При необходимости эксперт составляет ходатайство о предоставлении ему дополнительных материалов, по получении которых проведение судебно-медицинской экспертизы возобновляется» (п. 7).
«В случае, когда отсутствует возможность обследовать лицо, в отношении которого назначена экспертиза, ее проводят по материалам дела и оригиналам медицинских документов, предоставленным в распоряжение эксперта органом или лицом, назначившим экспертизу.
В случаях невозможности исследовать оригиналы медицинских документов, по письменному разрешению органа или лица, назначившего экспертизу, допускается исследование их заверенных копий.
Представленные на экспертизу медицинские документы должны содержать исчерпывающие данные об объеме причиненных повреждений и течении патологического процесса, а также иные сведения, имеющие значение для проведения экспертизы» (п. 67).
3. Изредка удаётся нелегальное получение материалов. Но их можно использовать без огласки, конфиденциально, только для создания внутренней убеждённости специалиста. Примеры 2014-2016 годов.
♦ Убедился, что без медицинских документов потерпевшего, отсутствовавших в уголовном деле, я не смогу проанализировать достоверность судебно-медицинской позиции. Сторона защиты «прикупила» потерпевшего вместе с его представителем и документами. Это позволило мне усомнить суд в том, что тяжкий вред здоровью вызван действиями подсудимого. Оправдательный приговор (в первой инстанции, после апелляции): «оправдать по предъявленному обвинению в совершении преступления, предусмотренного п. «а, б» ч. З ст. 286 УК РФ, на основании п. З ч. 2 ст. 302 УПК РФ, в связи с отсутствием в деянии … состава преступления… Признать за … право на реабилитацию и обращение в … суд Тюменской области с требованием о возмещении имущественного и морального вреда».
♦ Адвокаты раздобыли результаты копию компьютерно-томографического исследования в электронном виде, хранившегося в базе данных. Пациентам на руки выдают «плёнку», которая является субъективной иллюстративной выборкой из миллионов срезов, поэтому малоинформативна и не перепроверяема. «Мой» рентгенолог с помощью специальной программы преобразовал «добычу» в картинки переломов черепа (вид снаружи), воспринимаемые и дилетантом.
♦ Низкокачественную видеозапись совершения преступления камерой наружного слежения я и адвокаты трактовали по-разному. К консенсусу пришли после того, как специалист по обработке видеозаписей привёл её в "божеский" вид.
Итак, главный итог статьи. Для того, чтобы убедиться в истинности любого вывода и (или) сформулировать иной вывод (суждение), необходимо исследовать все экспертные объекты с участием высоквалифицированного специалиста. Это относится не только к выводу «установить не представляется возможным», но и к выводам на любую тему в экспертизе любого профиля.
Похожие публикации, где независимый судебно-медицинский эксперт сформулировал суждение/вывод, альтернативные госэкспертному:
Суду предложил вывод о наличии причинно-следственной связи между бездействием/действиями лечащих врачей и наступлением смерти пациента от болезни, противоречащий выводу госэкспертов. Решение суда основано на нашем выводе.
Защитнику предложено суждение о наличии причинно-следственной связи между бездействием/действиями лечащих врачей и наступлением смерти пациента после проникающего ранения, противоречащий выводу госэкспертов. Суд дал 4 года условно вместо возможных 15-ти реально (ч. 4 ст. 111 УК РФ).
Потерпевшей предложено суждение о тяжком вреде здоровью в связи с обезображиванием лица, оценку которого заволокитил госэксперт. После этого было возбуждено уголовное дело, передано другому следователю, госэксперт дал правильный вывод, суд вынес обвинительный приговор (п. «з» ч. 2 ст. 111 УК РФ).
Суду предложено суждение об отсутствии вреда здоровью средней тяжести, которое установил госэксперт. После этого прокурор предложил переквалифицировать ч. 1 ст. 112 на ч. 1 ст. 116 и назначить наказание в виде обязательных работ. Судья так и сделал.
И т.д., и всю жизнь.
Вперёд, к "Праворубу", если Вы желаете прочитать комментарии или добавить свой
Независимый судебно-медицинский эксперт
Семячков Анатолий Кириллович
Тюмень, 8 90 44 913-000, sme.tyumen@yandex.ru